Подменённый гимн,

 

 

 

 

 

 

 

 

или похоронный вальс вместо национальной песни.

 

Итак, свершилось. В обстановке ажиотажа, в предновогодней суете, под аккомпанемент курантов и лубочные картинки «Сибирского цирюльника» по ТВ, страна услышала новый гимн. Правда, новыми были только слова. Поскольку музыку едва ли можно считать новой. Тем самым, менее чем за двести лет Россия вот уже в седьмой раз поменяла свой гимн. Точнее, опять же,  слова (если уж быть совсем точными, то новые слова приняты в шестой раз, поскольку предыдущий гимн был бессловесным). Слова эти держались в тайне и автором, и теми, кому было поручено этим заниматься. Очевидно, по той причине, что догадывались, что реакция будет «неоднозначной». А ныне можно скрыться за президентский указ, поскольку любая критика нового гимна теперь может автоматически подпасть под  разряд «глумления над национальными символами».

И все-таки попробуем, корректно и в ненавязчивой форме, разобрать, что же нам на этот раз предлагается авторами текста как национальная идея. Поскольку гимн, все-таки, хотя и является художественным, поэтически-музыкальным произведением (и в этом плане является объектом «суждения вкуса») вольно или невольно несет определенную смысловую, можно даже сказать, идеологическую, нагрузку. Мы не берем в расчет  музыку, ибо она, так сказать, «идеологически нейтральна». То, что это так,  можно подтвердить  общеизвестным фактом:  зачастую противоборствующие лагеря и даже державы кладут различные по смысловой нагрузке тексты на одну и ту же музыку (какие смешанные чувства, например, вызывает «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», исполняемая по-немецки сводным хором «Люфтваффе»). Вообще, что делает, например, похоронный марш  таковым, а не, скажем, свадебным? В гораздо большей степени привычка ассоциировать данную музыку со скорбным мероприятием, нежели какие-то определенные свойства музыки.

Что же нам предлагает маститый гимнописец на этот раз? Сразу отметим, что в третий раз первоначальный текст подвергся весьма существенной переработке. Следы первой редакции гимна, являвшегося музыкально-поэтической эмблемой Советского Союза можно найти разве что в припеве. Только одна строчка осталась неизменной во всех трех редакциях: «Славься, Отечество наше свободное». «Дружбы народов надежный оплот» в новом варианте поменялся на «братских народов союз вековой», «партия Ленина» - на «предками данную мудрость народную». Теперь она уже, правда, никуда не «ведет»: ни от «победы к победе», как в первом варианте Гимна СССР, ни к «торжеству коммунизма», как во втором,  да и не может. Поскольку мудрость народная, при всем нашем уважении к ней,  есть нечто весьма консервативное, чтобы не сказать, ретроградное, и вести может разве что вспять.

Ну вот, собственно и все, что осталось от прежних двух версий. Поэтому попробуем оценить новизну представленного к публичному исполнению текста. Кроме ставших уже штампом среди современных отечественных «гимнописцев» «венчания» «державы» со «славой» (кстати,  «слава» повторено автором в различных сочетаниях семь раз в 24 строках, тогда как «Россия» - дважды; но об этом чуть позднее), какие еще эпитеты, или, философским языком, атрибуты считаются автором принадлежностью России? «Воля» в сочетании  с эпитетом  «могучая», опять же, «свобода», единственность, неповторимость, исключительность: «Одна ты на свете! Одна ты такая…», что связывается, правда, большей частью с географическими характеристиками, со своеобразием  ландшафта. Вроде бы все формально правильно и неплохо, но почему все-таки все эти слова, это нагромождение  славословий не затрагивает эмоций, оставляет холодным, бьет, так сказать, мимо цели? И даже вызывает чувство тревоги, обеспокоенности, недосказанности? По такому поводу классик говаривал: «Формально верно, а по существу издевательство».

Прежде всего, вернемся к понятию «славы», облюбованному практически всеми нашими «гимнописцами». Оно вовсе не так очевидно и даже не безопасно, как может показаться на первый взгляд. Если мы возьмем его греческий прототип, с которого скалькирована русское «слава»: «doxa», то обнаружим, что оно изначально имело два основных смысла: собственно, «славы»,  и «мнения». И тут нет противоречия. Ибо и по-русски «слава» и «слыть» - понятия однокоренные. По сути, иметь «славу» значит «слыть», т. е. существовать во мнении людей, а мнение, как сказал кто-то из древних философов «удел смертных». В этом аспекте «слава» противоположна «бытию», в том плане, конечно, что «бытие» является основой «славы», в то время как «слава» вовсе не предполагает «бытия». Другими словами, чтобы «слыть» совсем не обязательно «быть». Скажем, «слава» Рима жива до сих пор, хотя самого Рима уже давно нет. Иначе говоря, чтобы  обладать славой вовсе не обязательно числится в разряде существующих, живущих - достаточно довольствоваться разделом «бывший»; можно умереть, но остаться в памяти и мнении  потомков. К тому же это понятие может считаться до и не- христианским, ибо сколько сил и энергии церковь положила на то, чтобы разоблачить понятие мирской славы  в глазах верующих. То же применимо и к   «гордости», которая носит не только дохристианский, но даже и доиудейский характер (вспоминается «праздник опресноков», а также негативная оценка этой эмоции автором «Танаит»). Поскольку  гордость - чувство, которое возникает, как бы поднимаясь со дна души  к сердцу, как тесто из квашни, вместе со всем низким, что есть в человеке, обволакивая   сердце снизу. Так что к претензии автора на православный характер своего нового текста также надо относиться с известной осторожностью.

Еще одно слово, которое не так безобидно, как кажется на первый взгляд, обращает на себя внимание: «братство», одно из самых излюбленных  в масонском словаре (вспоминается обращение в  начале итальянского гимна «Италии братья…), к тому же весьма скомпрометированное нашей «братвой».  Еще не забылась  искусственно насаждаемая в советские времена  пресловутая «дружба народов», в которой были свои равные и первые среди равных, свои «чистые» и «нечистые», свои «избранные» и парии. И вот теперь нам взамен былой, воспетой тем же автором, «дружбы» предлагают «братство», т. е. нечто, в отличие от дружбы, основанное уже на кровном родстве. Но еще не изгладилось из опыта поколений, чем закончилась советская дружба. Чем же зачастую заканчивается братство, не надо ходить далеко за примерами. Достаточно вспомнить историю Каина и Авеля, Ромула и Рема, которые тоже были братьями, чтобы понять, что братство как таковое ни  чего не гарантирует, ни от чего не защищает.

Во второй строфе уже начинается чистая «Широка страна моя родная…». Правда, географические полюса меняются. Тут уже не «От Москвы до самых до окраин, /С южных гор до северных морей…», но «от южных морей до полярного края/Раскинулись наши леса и поля».  Здесь сразу приходит на ум, что автором оригинального текста на музыку Александрова должен быть признан, по всей очевидности, В. И. Лебедев-Кумач. Нам неизвестно доподлинно, писал ли он стихи на уже существовавшую музыку или же Александров написал музыку на его слова «Песни о Сталине». Отбрасывая все идеологические моменты, привнесенные, так сказать, на «злобу дня»,  как стихотворное произведение текст Лебедева–Кумача заслуживает весьма высокой оценки. Нам неизвестно, почему поэт-песенник, автор «Священной войны» и «Песни о Родине» не участвовал в конкурсе на написание гимна Советского Союза, в котором он имел все шансы на успех. Возможно, он посчитал неэтичным для себя в очередной раз переписывать слова. Ибо песня, как правило, это синтез слов и музыки.  Впрочем, не будем гадать. Возможно, автор «Песни о Сталине» не соответствовал разнарядке на авторство гимна по каким-то статьям. Скажем, нужны были фронтовики, до 30  лет, один – не член партии, национальность – один от правящей, другой от «дружбы народов» (Эль-Регистан – армянин). В любом случае, первый текст Гимна СССР С. Михалкова немало позаимствовал из текста Лебедева-Кумача, адаптировав его «на злобу дня» и опять же, поменяв полюса, чем ослабилось его звучание. Так, в качестве основных «врагов» называются уже не «изменники подлые» (т. е. внутренний враг), но «захватчики подлые» (т. е. враг внешний), как если бы внешняя агрессия была возможна без содействия своей доморощенной «пятой колонны». Остается удивляться только, почему троекратный автор слов нашего гимна не берет в соавторы Лебедева-Кумача, что было бы, во всяком случае, исторически справедливо. Во всяком случае, это единственная поэтическая традиция, к которой автор «Дяди Степы» мог бы себя причислить; ему  и на этот раз удалось пройти мимо более чем 200-летней традиции поэтического осмысления России, той, к  которой принадлежали  Пушкин, Тютчев, Хомяков, Блок, В. Хлебников, Н. Рубцов и другие выдающиеся русские поэты. Что же до ссылки на огромность территории России, из чего и делается  вывод об ее исключительности, есть дань скорее не традиции, но банальности, и сама по себе еще ничего не подтверждает и не опровергает. Советский Союз занимал территорию поболее, как считалось, 1/6 часть суши. Российская Империя в годы наивысшего расцвета и того больше. Нынешняя Россия претендует  уже на 1/7. Напрашивается   «регрессия»: 1/8, 1/9, 1/10...

Не исключено, что у ошалевшего от такой громадности территории своей страны ума, под влиянием слов нового гимна,  может возникнуть не «гордость», но соблазн приобрести некие более осязаемые материальные блага взамен плохо освоенных территорий, другими словами, «приторгануть» теми же Курилами, Сахалином, Чукоткой, Камчаткой, Калининградом и т. п. И никакая апелляция к Богу-хранителю родной земли тут не поможет! Здесь более уместны современные, хорошо обученные пограничные войска. Или, что еще лучше, существенное улучшение  жизни людей, дабы им не приходилось мечтать (верх нелепости!), чтобы  «кто-то более цивилизованный нас завоевал».

Основным же недостатком нового текста гимна можно считать его, как это выразиться, статичность, отсутствие четких целей и перспектив.  Действительно, кроме общих констатаций любви к своей стране, подчеркивания величины ее территории и т. п., здесь нет ничего. Ни упоминаний о великой истории России, ни взгляда в ожидающее ее будущее, ни слова о ее миссии. Иначе говоря,  этот гимн охранительный, консервативный. Он никуда не зовет. Автор как бы говорит: вот, что у нас осталось. Еще кое-что есть.  Не так уж и плохо. По крайней мере, на наш век хватит…

Безусловно, гимн является важным индикатором общественных умонастроений. Национальный, государственный  гимн принадлежит к святая святых любой нации, любого народа: о чем он поет - тем он живет, тем дышит. По гимну, по отношению к нему народа можно заключить о здоровье нации, о ее будущем. Увы, у политиков же всегда может возникнуть соблазн взять в свои руки бразды управления   культурными  процессами без должного понимания специфики предмета. Вспоминается история с Наполеоном, который как-то вопрошал префекта парижской полиции, почему в государстве не процветает культура, и всерьез просил его позаботиться об этом.  Кажется,  нет ничего  проще - собрать, скажем, десяток ведущих композиторов и поэтов в одной комнате, создать им все условия для творчества и не выпускать до тех пор, пока они не сочинят новый гимн. Или провести заседания парламента и обязать все фракции выдать определенное количество строк в соответствие с общим распределением депутатских мест. Выдать-то они выдадут, но подхватят ли это люди вне стен парламента – в высшей степени проблематично. Что же до появления «параллельных» претендентов на авторство текста гимна, вплоть до судебных исков, то тут нет ничего удивительного, ведь графоман графомана «видит издалека». И 90% из  них едва ли способно выйти за пределы банальностей типа «слава»-«держава». Они воспринимают текст гимна как некое домашнее задание, где обязательно должен присутствовать дежурный набор слов: «Россия», «Отечество», «свобода» и т. п. плюс обязательные признания в любви к тому, что они между собой называют «эта страна».

И тут напрашивается одна аналогия, параллель, так сказать. Россия  в создании своего гимна практически повторила крымский путь. Там, правда, объявили конкурс на написание слов к музыке крымского композитора Алемдара Караманова, принятой в качестве гимна в 1992 году. И вот через год, буквально в сентябре 2000 года, был объявлен победитель, которым по случайному стечению обстоятельств,  оказалась супруга ныне действующего министра культуры. Для всех же остальных нынешний крымский гимн – лишь лишний повод попенять власти на ее безразличие к эстетическим запросам общества. Вообще же странно, что вся полемика вокруг гимна  и в России и в Крыму, свелась, в конечном счете, к одной теме: вставать или не вставать при его исполнении. Как будто это  основной показатель. В конце концов, встать при звуках родного национального гимна не так сложно. И даже открывать рот  на манер вытащенной из воды рыбы, изображая пение, как это уже научились  делать под звуки прежнего Гимна СССР коммунисты. Можно даже предвидеть, что люди будут делать это с целью продемонстрировать свою лояльность к нынешней власти. Но нужно ли на самом деле это «состязание в лицемерии». Не отобьет ли оно у людей их искреннего доверия к своему государству? Ведь на самом деле главными индикатором является не вскакивание при первых звуках своего гимна, но свободное, не вынужденное пение его, так сказать, по велению сердца. В этом пример тех же голландцев, французов, англичан, американцев, итальянцев и некоторых других наций для нас пока недосягаем.

Наконец,  о третьей, заключительной строфе. Несмотря на всю ее мнимый жизнеутверждающий характер, так и остается непонятным, жива ли еще Россия, или нет. После  прослушивания этого гимна создается впечатление, что ее уже нет. Будто великая страна почила в бозе. И собрались какие-то люди в черном. Среди них и наш доморощенный Фрэнк Синатра, и другие, кто приложил руку к ее безвременной кончине. И они непринуждённо вальсируют у гроба, время от времени бросая осторожные взгляды на покойника. А вдруг как очнётся от летаргии. Танцы на костях - это уже вошло в наш национальный обычай. Если же восстановить всю историю михалковских гимнов, то выяснится,  что у автора слов большой опыт в отпевании собственной страны; что от момента принятия очередного текста гимна до того, когда они фактически переставали звучать,  проходило примерно тринадцать лет. Приблизительно столько между 1944 и 1957, между 1977 и 1990. Другими словами, страна с михалковским гимном едва протягивала 13 лет, после чего новой стране требовался новый гимн. Однако итогом на этот раз может стать то, что уже никому не придёт в голову пытаться писать текст на очень неплохую по сути и идеологически совершенно нейтральную музыку А. Александрова, да и вообще едва ли о ней вспомнят...

Что же более всего удивляет во всей этой истории, так это то, что, наконец, довели до логического завершения «великую прихватизацию», приватизировав под конец  «госимущество»,  на которое до сего дня еще никто не посягал: на государственный гимн. Обошлось это не без участия чрезвычайно «швыдкого» министра культуры, который и сам весьма «гаразд»  прибрать к рукам  где что плохо лежит. Сдается, было достигнуто соглашение между двумя культуртрегерскими кланами: мы вам – гимн, вы нам -  «Госкино». Иными словами, пополняющемуся, а потому  обладающему повышенным  аппетитом семейству Михалковых (ударение на второй слог) в обмен на монополию министра распоряжаться киноискусством,  продлена лицензия на право содержать свою «Цирюльню», где к числу традиционных услуг как то стрижка, бритье и отворение крови (понарошку, на экране), отныне приданы такие экзотические, как праздничная демонстрация  мировых  шедевров собственной кухни, а также прием родов, обряжение в погребальный саван и отпевание по заказу платящей стороны.

И хочется гаркнуть во все горло, срывая чинную  церемонию, на манер слов польского или украинского гимна (кстати, до Украины пока еще не докатилась эпидемия  «гимнописи», а потому украинский гимн,  наверное, последним изо всех стран СНГ, не имеет до сих пор слов - намек всем нашим оставшимся без работы «гимнописцам» -, хотя  имеет и музыку, и название: «Що не вмерла Україна»): «еще Россия не погибла, покуда мы живы!».

Как раз перед исполнением нового старого гимна  устами Президента была озвучена программа «собирания России», которая выстрадана всей многотысячелетней историей страны вкупе с опытом последних десяти лет.  Собственно, другой программы у страны  и быть не может. Тут уж, действительно, можно согласиться с автором текста гимна: «Так было, так есть и так будет всегда». Но созвучен ли новый гимн этой идее? Соберется ли страна под звуки нового старого гимна? Что касается его музыкальной части,  напоминающей о былом величии страны, о ее славных победах, тут возражений меньше. Что же до нового текста, то это весьма проблематично. Хотя бы уже потому, что в нем жестко постулированы сегодняшние реалии нашей страны, многие из которых имеют лишь временный, промежуточный характер. Включая и самоназвание. Захотят ли бывшие советские республики  объединяться под этим названием? Это еще надо доказать. 

Суммируя коротко все вышесказанное,  гимн в его нынешнем варианте вышел мертворожденным. А мертворожденный, как известно, «ни ползать, ни летать не может». И не помогут здесь ни рублевые припарки Аяцкова, ни другие методы реанимации.  И приходит понимание, что это не Россию хоронят. Она – жива! И будет жить, даже поменяв  название, как это было, когда она из Руси стала Россией. На самом деле траурная церемония -  это церемония  прощания с «новой песней о старом», которую лучше поскорей вынести вперед ногами и забыть. Пока она утверждена лишь Указом. И создать новые слова. Или полностью новый гимн.

 

01.01.02

Copyright © Igor. V. Kositch, 2001

P.S. Более чем через полтора года.

Мы сочли возможным публикацию данной статьи в неизменном виде. Возможно, кому-то некоторые оценки высказанные в ней покажутся чересчур резкими и субъективными. Тем не менее, нам кажется, что основыне её выводу получили подтверждение временем. Действительно, гимн есть, но слов его не знает никто или почти никто. Его прилюдное исполнение окружено атмосферой некоего конфуза. Да и споры типа: "вставать или не вставать" до сих пор не иссякли. Короче, как если бы одну вполне хорошую идею взяли вдруг и испортили и извратили некие нехорошие люди. А страна тем временем как та всем известная "птица-тройка"...

01.08.01

Hosted by uCoz